Наткнулся на крео внедрите.. Довольно позитивно!!! :D
Попутчик - © drblack | Creomania.com
Не знаю, почему я такой "везучий" на всякие приключения в поезде, но это
так. Кстати, летом мне предстоит поездка к морю... Ох, тяжело мне на
сердце что-то, предчувствие какое-то. Приключения будут.
Возвращаясь с Дальнего Востока на так называемом "фирменном поезде", я
чувствовал себя просто отвратительно! Грязный вагон, пыльные половики,
почему-то влажные подушки и белье, а самое главное – соседи! Повезло,
так повезло, нечего сказать.
Начнем, пожалуй, с главы семейства. Это невысокое полулысое, мягкопузое
чудо, смотрело на мир подслеповато и немного испуганно. Для полноты
картины ему не хватало огромных очков в роговой оправе, и потертого
серого костюма, чтобы полностью влиться в образ мелкого офисного клерка,
вечно забитого и забытого. Почему-то я не сомневался, что в его чемодане
такой костюм и очки имеются. Его жена показалась мне ужасно потасканной,
страшно неопрятной, и жутко нудной женщиной, со склочным характером. По
любому поводу она открывала свой рот и начинала мерзким голосочком
истерить:
- Федя, почему мы купили эту шапку? Я же говорила тебе, что у этой шапки
облезает мех буквально за два дня, вот посмотри... Нет, ты посмотри!
Опусти газету и посмотри....
Мимо прошла официантка из вагона-ресторана. Тихая истерия тут же сменила
тему, практически не изменив тона и темпа речи:
- А вот бутерброды ты зря еще на вокзале съел, Федя. Ты почему меня
никогда не слушаешь? Что ты смотришь на меня вот так не понимающе?
Нечего сказать? А ты скажи, Федя, скажи что-нибудь. Мужчина ты или нет,
наконец?...
Стоило Феде хоть что-нибудь сказать, мэкнуть, или даже просто горестно
вздохнуть, как градус истерики тут же повышался, переходя практически на
визг. Скорость выстрела слов становилась пулеметной, в глазах женщины
вдруг начинали появляться слезы, и краснели щеки. Эта истерика была
бесконечной, как если бы вы попробовали напрочь тупой пилой распилить на
дрова баобаб. Видимо началось это еще в день свадьбы.
В глазах Феди навсегда застыла неизбывная скорбь, сравнимая по глубине
со Вселенской. Его терпению я просто обзавидовался. Моего появления в
купе жена Феди не заметила, продолжая нудно пилить мужа. Меня ее
завывания достали через 10 минут, о чем я ей сообщил:
- Мадам! – галантно сказал я. Реакции не последовало. – МАДАМ!! -
рявкнул я.
Женщина прервалась на полуслове, изумленно распахнув глазищи и рот, и
повернулась ко мне. Видимо до этого незаурядного случая никто никогда не
пытался с ней поговорить, вклиниться в ее вечный монолог, да еще так
нагло и грубо. Смесь удивления, непонимания и злости были настолько
отчетливо отражены в ее гримасе, что становилось понятно – в ее лице
Станиславский потерял великую актрису.
- Вы не могли бы заткнуться ненадолго, а? – вежливо попросил я, - А то я
никак уснуть не могу, а время, знаете ли, уже за полночь.
Женщина так и осталась ошарашено молчать до следующего утра. Получив
столько тишины незаслуженно и сразу, Федя просто лучился довольством,
пока его жена пыталась привыкнуть к собственному молчанию.
Да! Едва не забыл! У этой супружеской пары был еще и ребенок! Если так
можно назвать ту детину, которая в возрасте тринадцати лет едва
помещалась на верхнюю полку купе. Глуповато улыбаясь, чадушко играло в
тетрис, листало журнал "Мурзилко" и изображало из себя обалденного
архитектора, пробуя из имеющихся в наличии вещей построить как можно
более высокую башню. Иногда эта помесь снежного человека и таксы
начинала беспричинно и радостно ржать, от чего в страхе вздрагивал не
только я, но и его родители. Это биологическое чудо звали Паша, и оно
было полностью предоставлено самому себе, поскольку мама была занята
ежесекундным нытьем, а папаша пытался совместить две вещи: желание
тишины и боязнь перечить супруге. В общем, картинку вы себе представили
– тот еще дурдом. Знали бы вы, КАК я обрадовался, когда это, с
позволения сказать, семейство высадилось из купе ровно через два дня
поездки! Я уж было даже помечтал, что до самой Москвы буду ехать в
гордом одиночестве, но мое счастье было бы не полным, если бы не
появление новых пассажиров. Рано я обрадовался.
Нет, ничего неординарного, это оказались обыкновенные, нормальные люди.
Бабушка с дедушкой, и какой-то средних лет представитель пролетарских
профессий, о чем мне (Пинкертону недоделанному), сообщила сизая
физиономия, могучий выхлоп и изрядно натруженные руки нового соседа. В
последствии оказалось, что я не ошибался, товарищ оказался электриком.
Куда более страшной угрозой оказался другой сосед, который обосновался
через три купе от меня. Прапорщик морской пехоты, огромный, добродушный
мужик лет тридцати. С собой прапорщик имел матерчатую полосатую сумку
"челнок", которая при каждом шаге подозрительно звенела. О ее
содержимом, я думаю, догадаться вам будет не трудно, с этой задачей
смогла справиться даже проводница, хотя особых проблесков интеллекта на
ее лице я не заметил.
- Гражданин! Что вы там везете? – громко поинтересовалась проводница.
Вот умеют некоторые люди говорить так, что с первого же слова понятно –
назревает конфликт. Да еще такой, который погасить не удастся ничем.
Однако прапорщик тоже оказался не лыком шит. Он добродушно так, как
Василий Теркин, улыбнулся, подмигнул и ответил:
- А ты, красавица, как с бельем закончишь, в мое купе заходи, увидишь.
Угостим, посидим...
"Красавица", пылая прыщами, зарделась, и конфликт погас, даже не успев
разгореться, а прапорщик, с трудом волоча за собой звенящую сумку, пошел
устраиваться.
***
Через час из его купе донеслись песни... Мой попутчик-эл