Есть у Набокова тонкое наблюдение о замечательной человеческой особенности, когда можно не знать, что поступаешь хорошо, но нельзя не знать, что поступаешь плохо...
Чем дольше живу, тем больше убеждаюсь, что легко, на самом деле, справиться с любым внешним осуждением, легко отбиться от чужого злословия, легко уйти отовсюду, где тебе ставят в укор твой выбор и твои поступки...но почти ничего нельзя поделать с самим собой даже тогда, когда никто ничего плохого не усмотрел в том, что ты делаешь, но ты сам для себя отчётливо это понял.
Самые разъедающие состояния - это состояния внутреннего стыда за свои собственные действия.
И можно сколько угодно слышать о необходимости прощать себя, так просто это не получится.
Прощение, к которому действительно приходят и принимают его, а не иллюзорно считают пройденным, процесс долгий и взрослый.
Я видела много надломленных судеб, в которых за яркой картинкой таилась глубокая непроходящая боль о том, что прошло по всем временным показателям, но никуда не делось только потому, что люди не смогли себя простить.
И всё становилось лишённым смысла. Особенно то, что получено было в результате каких-то непоправимых ошибок...
Да, я знаю, что иные живут и ни о чём не парятся. Сделали и сделали. Проехали.
Но таких, на самом деле, или нет почти, или ничтожно мало. И это лишь защитный панцирь их не парится, а то, что под ним, саднит беспощадно.
Вот почему год от года всё меньше хочется жить без оглядки, рваться вперёд бездумно, рубить с плеча, торопиться побыстрее схватить, служить своим мелким одержимостям, успокоив себя старым, как мир, уговором про семь бед - один ответ.
Нет, не потому, что страшишься наказания или из трусости лишь поступаешь хорошо, а потому что не хочешь больше жить на поле битвы, не хочешь множить внутреннюю боль и не хочешь иметь от себя пострадавших.
Счастье ведь не в том, что ты имеешь, а в том, что ты при этом чувствуешь...