[SIZE=+1][I]Петр Вегин[/I]
[B]ФЛОРЕНТИЙСКОЕ ЗЕРКАЛО[/B]
Я сдал бы зеркало в комиссионку,
Но,габариты нынешних квартир желают лучшего.
Не купят новоселы. К тому же так
сложились отношенья,
что вряд ли мыслимо расстаться навсегда.
Вернусь ли утром с дружеской пирушки —
стоит зареванное, мокрое от слез.
Меня завидев, во мгновенье ока
светлеет и серебряные губы
кривит в улыбке.
Достаю платок,
прошу не плакать, утираю слезы.
Не может, как собака, быть одно.
Да, о собаке, кстати — не желает
собаку отражать, как будто та
не красный сеттер, а собака-невидимка.
Однажды я забыл строку во сне
явившегося мне стихотворенья —
беда похлеще, чем потеря денег.
Гляжу — горит на гордой амальгаме
потерянная памятью строка.
И почерк вроде мой.
Зерцало, шутишь?
А в дни, когда и в доме,
и в душе гостило одиночество,
зерцало такие выдавало номера,
что мне пришлось его поставить в угол лицом —
хоть тресни, стой ко мне спиной!
Представьте — стало но ночам являть
то полуобнаженную вакханку,
то пышную пастушку,
по жаре зовущую войти в ручей за нею,
то двух монашек при одной свече...
Ты не зерцало, а плейбой! Стань в угол!
Я брился, ставя пред собою акварель
Волошина, подаренную мне
вдовой Андрея Белого:
зеркальность была условной,
но мое лицо купалось утром
в коктебельском солнце.
Так длилось девять дней,
и девять слез за мной гонялись,
будто выстрел дроби,
жужжали у виска о милосердье,
садились на руки, как пчелы на цветы.
Я был неумолим.
В ночь на десятый я был разбужен плеском — из угла
ко мне ползла серебряная лужа,
распластана, как виноватый пес.
В углу зияла пустотою рама.
«Ну, хорошо. Ты прощено. Вернись...»
И вскинулось живое серебро,
веретеном зеркальным закружилось —
какое фуэте! какая радость!
так в ночь на рождество метель гуляет,
объятья белые, первосвященный свет.
О, я не знал, что горячи объятья
серебряного строгого стекла! —
все кружится, как на Полярном круге,
и по касательной ныряют в темноту
подсвечники, часы, картины, книги,
звенящий телефонный аппарат...
Я — с дробью у виска — сжимаю крепче
зеркальное веретено, полярный смерч, земную ось...
Двенадцать оборотов — и я уже в объятиях держу
не смерч серебряный в его метаморфозах
веретена или земной оси —
тебя, которую я знал, не зная,
которая, мерещилась мне в пьяных метаморфозах
флорентийского зерцала !
Я мог тебя убить, разбив его!
Мы умираем вместе с зеркалами,
а Зазеркалье в опустевшей раме ждет всех.
И пыль садится на него.[/SIZE]